The beginning of the church reform of Peter I

Башнин Н.В., Устинова И.А., Шамина И.Н. 

Начало церковной реформы Петра I: историографический аспект

В статье анализируется современное состояние исследования проблемы начального периода церковной реформы Петра I (рубеж XVII–XVIII вв.) в отечественной и зарубежной историографии, дан обзор публикаций переписных книг монастырей и архиерейских домов 1701–1703 гг.

Ключевые слова:

Петр I, церковная реформа, историография, переписные книги.

Bashnin N.V., Ustinova I.A., Shamina I.N. 

The beginning of the church reform of Peter I: the historiographical aspect.

The article analyzes the current state of the study of the problem of the initial period of the church reform of Peter the Great (the turn of the 17th–18th centuries) in domestic and foreign historiography, an overview of the census books of monasteries and episcopal houses of 1701-1703 is given.

Key words: 

Peter I, church reform, historiography, census books.

Преобразования, проведенные царем Петром Алексеевичем, вот уже более трех столетий являются одной из самых обсуждаемых и актуальных тем русской истории. С повестки дня не сходят вопросы о причинах и предпосылках (и цена в человеках тоже) петровских реформ, наличия или отсутствия плана преобразований (их стихийности/структурности), их идейном наполнении и степени европейского влияния (как в широком смысле слова, так и в более узком контексте поездки молодого царя в Европу), обширной палитрой мнений представлен и ответ на вопрос о значении и последствиях реформ Петра I для страны в целом и отдельных сфер общественной жизни в частности.

Одним из самых неоднозначных и длительных реформаторских проектов является преобразование Русской церкви. Этот процесс, начавшись уже в 1690-х гг., с разной степенью интенсивности развивался до конца царствования Петра I и продолжился после его смерти. Если взглянуть на эти изменения со значительной исторической дистанции, то становится очевидным, что петровские преобразования оказались очередным (но отнюдь не первым) витком в развитии церковно-государственных отношений. Так, о «наступлении» государства на церковные и монастырские владения можно говорить уже в XV в., а вXVI–XVII в. тенденция усиления контроля и ограничения церковного землевладения прослеживается вполне отчетливо. В период правления Петра I традиционные меры правительства по контролю за церковными владениями были значительно усилены, а спустя четверть века после смерти Петра I доведены до логического завершения секуляризацией церковных земель в 1764 г. Тем не менее логика действий светской власти, объем конкретных мероприятий и их цели на каждом этапе церковно-государственного взаимодействия нуждаются в самостоятельных исследованиях.

Одной из наименее изученных страниц в этом проблемном поле остается начальный период церковной реформы Петра I, пришедшийся на рубеж XVII–XVIII вв. Степень изученности этого периода в историографии и стала предметом исследования в настоящей статье.

В последние годы история церковных преобразований Петра I исследовалась с разных сторон, осуществлялся поиск новых концептуальных решений для их описания и объяснения. Сегодня одной из наиболее авторитетных концепций при изучении истории Русской церкви XVII–XVIII вв. является теория конфессионализации (die Konfessionalisierung). Она была разработана несколько десятилетий назад в работах европейских ученых В. Райнхарда, Х. Шиллинга, Ф. Горски [Schilling H., 1992; Gorski Ph. S., 2003] наоснове исследования религиозных протестантских и католических обществ Европы Нового времени, а затем стала активно применяться для изучения русской церковной истории [Дмитриев М.В., 2021; Крылов А.О., 2013; Сукина Л.Б., 2014]. Л. Штайндорф и А.И. Алексеев рассмотрели практики общественного дисциплинирования на примере роли русских монастырей и монашества [Штайндорф Л., 2000; Алексеев А.И., 2011].

Весьма востребованным в отечественной литературе стало исследование процесса социального дисциплинирования в XVII–XVIII вв. в отношении русского духовенства [Живов В. М., 2009; Живов В. М., 2012; Белякова Е.В., 2018]. В работах А.С. Лаврова и В.М. Живова концепция конфессионализации была впервые опробована для объяснения церковной реформы Петра I [Лавров А.С., 2000; Живов В.М., 2004, 2009, 2012]. В.М. Живов, показал, как мечта Петра I о регулярном государстве и попытки ее реализации в значительной мере затронули слой высшего духовенства – светская власть начала вмешиваться в нормыцерковного дисциплинирования простых верующих (традиционно начиная со старообрядцев), низшего духовенства и, наконец, представителей высшей духовной власти. Формой влияния на деятельность и поведение последних стали не только церковные указы Петра I, но собственноручное редактирование царем сугубо церковных документов – текстов настольных грамот и архиерейских обещаний, которые все в большей степени становились должностными инструкциями.

История эволюции текста архиерейских обещаний (по существу – публичной присяги архиерея) как наиболее динамичной и подверженной влиянию церковно-политической конъюнктуры части Чина поставления епископа вызывала исследовательский интерес [Русский феодальный архив, 1988, с. 921, 925–927, 932; Живов В.М., 2002, 2009, 2012]. Отдельные варианты текстов Чинов и Хиротонийных обещаний опубликованы [РИБ. 1880, № 52; Петрушевич А.С., 1901; Неселовский А., 1906; Желтов М.С., 2005; АИ, 1842. № 1; Живов В.М., 2004]. Столь же лапидарной и избирательной остается картина изучения настольных грамот русских архиереев. Лишь некоторые из них были опубликованы [Пискарев А.Н., 1854; Троицкий Н., 1882; Попов М.Г., 1890]. В целом, комплекс канонических документов, связанных с поставлением архиерея, требует самостоятельного исследования. В последние годы И.А. Устинова продолжила работу по выявлению, введению в научный оборот и исследованию текстов архиерейских обещаний и настольных грамот русских епископов [Устинова И.А., 2019, 2019а, 2019б, 2019в]. Исследования показали, что на рубеже XVII–XVIII вв. светская власть изменила требования к фигуре русского епископа: был значительно расширен список качеств архиерея, ощутимо обозначилась тенденция дисциплинирования в отношении высшего духовенства, понимания места иерарха «яко некоего уда», функционального элемента в системе церковного управления. Тексты настольных грамот рубежа веков по своему характеру и содержанию отражают церковные реалии начала XVIII в., когда патриаршество было упразднено. Редактирование документов, определявших правовой и идеологический статус епископа в начальный период церковной реформы Петра I, привело к тому, что наих страницах из всесильного и самовластного владыки, деятельность которого понималась весьма расплывчато, в духе церковного предания, русский архиерей начал превращаться в своеобразное должностное лицо, деятельность и обязанности которого зафиксированы весьма подробно в публично-правовом акте.

Еще более ощутимым стало наступление правительства на экономические ресурсы Русской церкви. Различные аспекты церковной реформы Петра I привлекали внимание сначала современников (митрополит Стефан (Яворский), архиепископ Феофан (Прокопович)), а затем историков (Н. М. Карамзин, С.М. Соловьев, В. О. Ключевский). Изменения в жизни церкви изучали в общем контексте эпохи и через взгляд на личность Петра I [Павленко Н.И., 1976; Анисимов Е.В., 1982; Хьюз Л., 2007; Бушкович П., 2008], а также как самостоятельную проблему, имеющую разные аспекты [Макарий (Булгаков), митр., 1996; Чистович И.А., 1868; Верховской П.В., 1912; Карташев А.В., 2009; Смолич И.К., 2004; Cracraft J., 1971; Комиссаренко А.И., 1990, с. 3–10; Цыпин В., прот., 2012; Седов П. В., 2013]. По словам И. М. Покровского, положительно оценивавшего значение церковной реформы для Российского государства, оно «высвободилось из-под опеки церковной иерархии», а «старая русская жизнь... подверглась всецелой ломке». Историк также пришел к выводу, что в результате преобразований «с государственных отправлений» была снята «печать церковности и на многие церковные дела наложена печать гражданственности». Религия же и Церковь, по его мнению, были нужны царю для «внутреннего спокойствия и материального благополучия государства» [Покровский И.М., 1913, т. 2, с. 2].

Накопленные к середине XX в. сведения о церковной реформе Петра I обобщил Б.Г. Слицан. С его точки зрения церковная реформа была вызвана «необходимостью использовать огромные богатства… церкви»,что отразило «светский характер Русского государства первой четверти XVIII в.» [Слицан Б.Г., 1954, с. 372]. Возросшие к началу XVIII в. экономические возможности церкви позволяли ей выступать в качестве оппозиции правительству [Сивков К. В., 1933; Слицан Б.Г., 1954, с. 372–373]. В этой связи «прежде чем подорвать политическое влияние церкви, необходимо было лишить ее экономической базы и этим поставить в зависимость от светской власти» [Слицан Б.Г., 1954, с. 373].

Сегодня существуют несколько подходов в оценке петровской церковной реформы. Весьма распространена точка зрения о том, что Церковь до конца XVII в. оставалась самостоятельной, имело место тождество государства и Церкви, в то время как в ходе петровских преобразований она лишилась своей независимости [Чистович И. А., 1868, с. 59; Верховской П.В., 1912, с. 500–501]. В современной процерковной историографии церковная реформа оценивается отрицательно. По словам В.А. Кучумова, «деятельность Петра I – царя-реформатора – нанесла ущерб не только традиционным формам русского православия… но и, в известной степени, его духовной основе» [Кучумов В.А., 2002, с. 223]. В то же время исследователи не отрицают, что реформа преследовала и высокие цели, однако не привела к желаемым результатам. Упорядочивание «церковных и монастырских дел» сопровождалось «едва ли не более глубоким упадком веры и благочестия, чем было в бестолковом, “бунташном” и “растерянном” семнадцатом столетии» [Лисовой Н.Н., 2002, с. 187]. И.К. Смолич увидел в упадке Церкви возможность возвратиться к аскетической жизни [Смолич И.К., 1917, с. 279].

Дж. Крейкраф назвал действия царя революционными [Cracraft J., 1988, 1997, 2004]. В процессе осуществления церковных преобразований перелом произошел и в отношениях государства и Церкви. А.С. Лавров, напротив, указал, что «переворот в государственно-церковных» отношениях начался с церковных соборов 1666–1667 гг. и закончился лишь после 1740 г. По его мнению, это «один цельный период в русской церковной истории». Ученый также подчеркнул, что идейные истоки петровской церковной реформы не ясны, и для ее характеристики используются нетождественные по содержанию понятия «цезарепапизм», «секуляризация», «протестантизм», «Просвещение». Они подразумевают друг друга, но «ни одно из них не покрывает всю реформу в целом» [Лавров А.С., 2000, с. 341, 344]. Рассел Мартин полагает, что царствование Петра I лишь условно делит единый период в истории России [Russell E. Martin, 2010].

По мнению протоиерея В. Цыпина, в результате преобразований Петра I произошло сращивание функций государства и Церкви [с большой буквы], возникла «государственная Церковь» [Цыпин В. А., прот., 2006, с. 199–200]. Эта позиция противоречит наблюдениям современных светских исследователей. Так, Б.Н. Миронов считает, что Русская церковь после реформы существовала как бы параллельно государственным институтам и обладала существенной автономией [Миронов Б.Н., 2003, с. 102–103].

Отдельные постановления, ограничивавшие имущественные права Церкви, появились еще в середине 1690-х гг. 6 декабря 1696 г. вышел указ Петра I об установлении государственного контроля над деревянным, каменным и келейным строительством в монастырях, в 1697 г. – о нерасходовании денег в епархиях на возведение новых зданий и присылке в Москву денежных и хлебных расходных монастырских книг. Последнее распоряжение получило отражение, в частности, в переписной книге церквей Устюжской епархии 1696/97 г., подробно разобранной М.С. Черкасовой. Исследовательница пришла к выводу, что эта перепись свидетельствовала об усилении государственного контроля над церковью и свое непосредственное продолжение получила в мероприятиях, организованных Монастырским приказом в 1701–1702 гг. [Черкасова М.С., 2021, с. 62–75].

После поражения под Нарвой возникла необходимость в восстановлении артиллерии, для чего последовал петровский указ о снятии церковных колоколов и сдаче колокольной меди, который, к сожалению, не сохранился. П.В. Седов датировал его 22 января 1701 г. При этом автор увидел в указе «не оскорбление веры, а часть напряженных усилий всей страны в тяжелой войне, в которой православная церковь по древнему обычаю жертвовала часть своего имущества на государственные нужды» [Седов П.В., 2014, с. 36].

Указом от 24 января 1701 г. был восстановлен Монастырский приказ. Повторное открытие Монастырскогоприказа в 1701 г. было лишь одной из мер преобразования в церковному управлении. Истории его формирования и преобразования посвящен немалый объем литературы. Система церковного управления патриаршего времени и начала XVIII в. была весьма хорошо изучена в работах Н.Ф. Каптерева, Т.В. Барсова, И.М. Лихницкого. В них содержался подробный обзор возникновения и функционирования органов церковного управления при патриархе (приказы, светские чиновники), а также общецерковных – Освященного собора и церковных соборов [Каптерев Н.Ф., 1874; Барсов Т.В., 1897; Каптерев Н.Ф. 1906; Лихницкий И.М., 1906]. Авторы отмечали серьезное влияние светской власти на функционирование органов высшего церковного управления, усиление бюрократизации и светского компонента в церковном управлении на протяжении XVI–XVII вв. Ослабление этой тенденции в 1660–1680-х гг. не привело к ее прерыванию, что наглядно выразилось в начале церковной реформы Петра I. Висследованиях И.М. Перова и И.М. Покровского были раскрыты вопросы епархиального строительства и властных полномочий русских архиереев в XVII – начале XVIII в. [Перов И.Ф., 1882; Покровский И.М. 1907; Покровский И.М. 1897, 1913] М.И. Горчаков и И.И. Шимко ввели в научный оборот огромный массив делопроизводственных материалов Монастырского приказа и Патриаршего Казенного приказа, восстановили картину их функционирования в широком хронологическом диапазоне, в том числе и в начальный период церковной реформы Петра I [Горчаков М.И., 1868; Горчаков М.И., 1871; Шимко И.И., 1894].

И.А. Булыгин в работе о монастырских крестьянах в первой четверти XVIII в. обратился к начальному этапу церковных преобразований Петра I. Он разобрал этапы реформы и ход подготовки описания архиерейских домов, монастырей и церквей [Булыгин И.А., 1977]. По мнению Булыгина, «в 1701–1705 гг. Петром I была проведена не частичная и временная, а фактически полная секуляризация церковных владений» [Булыгин И.А., 1977, с. 20]. А.И. Комиссаренко подчеркнул, что Булыгину удалось показать «сопряженность всей сферы церковной политики правительства Петра I с наступлением на земельную собственность и богатства церкви». Однако он не согласился с положением о полной секуляризации и отметил, что оно «нуждается в более глубокой аргументации» [Комиссаренко А. И., 1979, с. 189–191].

Диссертация О.Ф. Козлова посвящена церковной реформе Петра I. Основное внимание в работе сосредоточено на реорганизации церковного управления и аппарата, а также изменениях религиозной деятельности церкви [Козлов О.Ф., 1970]. Е.В. Анисимов пришел к выводу, что отсутствие патриарха и введение контроля за земельными и финансовыми богатствами архиерейских кафедр и монастырей позволили Петру I использовать церковные ресурсы для нужд армии и флота [Анисимов Е.В., 1989, с. 330; Анисимов Е.В. 1987, с. 163–172; Анисимов Е.В. 2019, с. 707–712].

Тема церковных преобразований Петра I не раз становилась предметом исследования и в последние десятилетия. Вопрос о правовом положении Церкви в годы преобразований поставила М.Г. Дробина. Исследовательница установила, что церковная реформа Петра I не исчерпывалась реформой высшего церковного управления. Она включала в себя изменение правового статуса монастырей и монашества, приходского духовенства и епископата, а также попытки регламентации религиозной жизни подданных [Дробина М.Г., 2005]. Изучались историография петровских церковных преобразований [Реснянский С.И.,2001; Киенков А.А., 2013], а также проблемы взаимоотношений государства и церкви в рассматриваемый период [Закржевский А. Г., 2000; Бодрин А.В., 2008].

Проблему реализации начального этапа церковной реформы Петра I поставил Н.В. Башнин и на примере Вологодского архиерейского дома рассмотрел ее источниковедческий аспект. По словам исследователя, реализация правительственных мер на местах породила значительное количество документации, среди которой переписные книги 1701–1703 гг. [Башнин Н.В., 2020, с. 119].

Несколько шире – на материалах Устюжско-Тотемской и Вологодско-Белозерской епархий – осуществление петровских замыслов на практике изучила М.С. Черкасова. Она пришла к выводу, что перепись начала XVIII в. являлась «весьма масштабным мероприятием», для которого помимо стольниковиз Монастырского приказа привлекли архиерейских слуг и выборных от крестьян. Последние предоставляли свои «скаски», по которым можно уточнить хронологию описания в епархии [Черкасова М.С., 2021б, С. 81]. Внимание исследователей реформы к Вологодскому уезду не случайно. Здесь хорошо сохранились документы, отражающие изучаемые процессы.

Н.В. Башнин и М.С. Черкасова на материалах северных епархий провели сравнительно-исторический анализ экономических и социальных сторон церковных преобразований Петра I в 1690-х – начале 1700-х гг. Авторы пришли к выводу, что начальный этап церковной реформы был сосредоточен в первую очередь на социально-экономических вопросах [Башнин Н. В., Черкасова М. С. 2021, с. 24–50].

И.Н. Шамина рассмотрела вопрос о реализации первоначальных замыслов Петра I по реформированию Церкви на практике. Используя наказы и ряд других инструкций, полученных переписчиками в Монастырском приказе, исследовательница показала, что церковная реформа оказалась продумана не до конца, не были четко сформулированы ее конкретные задачи. Различия в наказах стольникам и преамбулах к разным переписным книгам свидетельствуют о том, что требования к их составлению продолжали меняться уже в ходе описания. В итоге прикрепить монахов к монастырям также, как служилых людей к их службе или крестьян к владельцам, не получилось. Наиболее последовательно Монастырский приказ занимался имущественными вопросами, в то время как социальная составляющая реформы не являлась приоритетной [Шамина И.Н., 2021, с. 60–73].

В течение XVI–XVIII вв. светская власть совершенствовала инструменты контроля за церковной и монастырской собственностью, постепенно ограничивая хозяйственные привилегии Церкви. Одним из способов отслеживания имущественного положения церквей, монастырей и архиерейских кафедр стало составление описей строений и имущества (отписные, описные, переписные книги). Они представляют собой учетный документ, в который в XVII в. часто включали перепись не только икон, богослужебной утвари, книг и актов, но и сведения о вотчинных владения духовных собственников [Никольский Н.К. 1897;Налетов А.Г. 1977, с. 53–62; Дмитриева З.В. 1998, с. 7; Дмитриева З.В. 2003, с. 78–79; Черкасова М.С. 2005,с. 39, 41; Черкасова М.С. 2011, с. 206–207, 218]. По мнению З.В. Дмитриевой, «борьба государства за монастырское и церковное имущество началась задолго до Стоглавого собора и продолжалась до секуляризации 1764 г.» [Дмитриева З.В. 1998, с. 9].

Первым о существовании переписных книг, составленных по инициативе Монастырского приказа в начале XVIII в., упомянул М.И. Горчаков. Однако он не раскрыл содержание этого источника, указав лишь, что он богат информацией не только необходимой для изучения Монастырского приказа, но и представляет собой «драгоценнейший материал для истории русской жизни конца XVII и начала XVIII веков во всех отношениях» [Горчаков М.И., 1868, с. 137].

И.А. Булыгин использовал 23 сохранившиеся переписные книги с описанием четырех архиерейских домов и 149 монастырей. Он отметил, что, будучи практически единовременной, перепись охватила разные звенья церковной организации в России – архиерейские дома, монастыри, городские соборные исельские приходские церкви. Однако Булыгин заметил, что описание коснулось не всех духовных организаций. По его мнению, перепись положила начало «полной секуляризации церковных владений и имуществ». Исследователь установил сроки проведения переписи – 1701–1705 гг. Однако эта датировка подтверждения пока не получила. Все известные на сегодняшний день переписные книги архиерейских домов и монастырей были составлены в 1701–1703 гг. [Булыгин И.А., 1977].

Е.Н. Швейковская, рассматривая вопрос об обеспеченности крестьянских хозяйств надельной землей в конце XVII – начале XVIII в., остановилась на характеристике переписной книги Вологодского архиерейского дома, отметив, что в ходе переписи начала XVIII в. «учету подлежали вся церковная утварь, одежда, книги, казна, а также акты, на основании которых монастырь или архиепископский дом владел своими землями и деревнями». Переписные книги начала XVIII в. подводят итог состоянию вотчины в конце XVII в. и служат «отправной точкой для XVIII в.» [Бакланова [Швейковская] Е.Н., 1976, с. 52]. Описания церковно-монастырских владений начала XVIII в. изучала Н.В. Соколова. Она проанализировала организационные принципы и практику проведения переписи в Нижегородском уезде[Соколова Н.В., 2008, с. 44–60]. Большое внимание переписи 1701–1703 гг. уделила М.С. Черкасова. Она рассмотрела механизм проведения этого описания в Вологодском уезде и выявила 3 книги в составе фонда Монастырского приказа РГАДА, а также несколько книг в фонде Вологодской духовной консистории Государственного архива Вологодской области. Исследовательница рассмотрела различные социально-экономические вопросы, на которые дает ответ источник. Это численность населения в монастырских вотчинах, численность монастырских слуг и размер их жалованья, формы и размер налогообложения крестьян и др. [Черкасова М.С., 2009].

Материалы переписи 1701–1703 гг. уже неоднократно вводились в научный оборот. Первыми во второй половине XIX в. увидели свет переписные книги монастырей Углича и Угличского уезда [Углич, 1887]. В 2011 г. увидело свет издание, где опубликованы переписные книги вологодских Спасо-Каменного и Спасо-Евфимьева монастырей 1701 и 1702 гг. [Переписные книги вологодских монастырей, 2011]. По Вологодскому уезду изданы также описания Павлова Обнорского, Иннокентиева Комельского, Григориева Пельшемского, Дионисиева Глушицкого, Спасо-Нуромского монастырей, Успенской Семигородней пустыни и др. [Говорова А.Н., 2008; Шамина И.Н., 2009; Шамина И.Н., 2010, 2011, 2017, 2020; Башнин Н.В., 2013].

В 2018–2019 гг. Н.В. Башнин опубликовал комплекс хозяйственных документов Вологодского архиерейского дома 1701–1703 гг. [Хозяйственные книги, 2018; Башнин Н.В., 2019; Описи Вологодского архиерейского дома, 2020] Значительная часть хозяйственного архива Устюжской епархии издана в томах «Русской исторической библиотеки», а недавно введены в научный оборот вновь выявленные документы конца XVII в. [Акты Холмогорской и Устюжской епархий, 1890, 1894, 1908; Черкасова М.С., 2017]

Материалы описания монастырей Вологодского уезда, безусловно, представлены и изучены лучше. Однако вводятся в научный оборот и переписные книги обителей из других регионов государства. Так, опубликованы описания нескольких монастырей Коломенской епархии [Шамина И.Н., 2017; 2018], а также Троицкого Алатырского монастыря [Алатырский Троицкий мужской монастырь, 2015]. Введены в научный оборот и некоторые материалы по истории Новгородского архиерейского дома. Это 163 документа, освещающих его повседневную жизнь и устройство с 1716 по 1758 г. [Новгородский архиерейский дом, 2016].

Большой вклад в изучение материалов переписи 1701–1703 гг. и других документов, связанных с церковными преобразованиями Петра I, внес А.В. Матисон. Он обратился к архиву Тверского архирейского дома и ввел в научный оборот ряд новых источников. Ученый показал, что для изучения архиерейского дома можно использовать документы, происходящие из других учреждений [Матисон А.В.,2020а, 2020б, 2021а, 2021б].

Опубликованы отдельные разделы переписных книг. Так, в исследовании, посвященном библиотекам монастырей и архиерейских домов Урала, приведены фрагменты источников начала XVIII в., содержащие описания книжных собраний Вятского и Тобольского архиерейских домов, а также Хлыновского Успенского Трифонова, Чердынского Иоанно-Богословского, Соликамского Вознесенского и ряда других монастырей и приходских церквей [От Вятки до Тобольска, 1994]. А.В. Матисон издал описание архива Тверского архиерейского дома из переписной книги 1701–1702 гг. [Матисон А.В., 2019].

Описи начала XVIII в. привлекались исследователями для изучения различных сторон повседневной монастырской жизни. Такого рода источники широко использовались для изучения вопросов демографии [Водарский Я.Е., 1975; Водарский Я.Е., 1977] и аграрной истории [Шабанова А.М., 1971; Раскин Д.И., 1971; Кондрашенков А.А., 1972; Чекунова А.Е., 1972; Преображенский А.А., 1972; Прокофьева Л.С., 1973; Горская Н.А. 1977]. В статье «Описи вологодских монастырей как источник по аграрной и демографической истории» ее авторы Н.В. Башнин, М.С. Черкасова и И.Н. Шамина подчеркнули многоплановость источника,а также и пришли к выводу, что эти документы содержат сведения о социокультурной истории монастырей и монашества, крестьянской общины, церковного прихода и других вопросов [Башнин Н.В., Черкасова М.С., Шамина И.Н., 2011].

С.В. Николаева использовала описание Троице-Сергиева монастыря 1701 г. для изучения состава братии крупнейшей духовной корпорации. Причем в данном ключе эта переписная книга была привлечена впервые. Сравнение списков насельников Троице-Сергиева монастыря из описаний 1641 и 1701 гг., а также Ландратской книги 1715 г. позволило исследовательнице сделать некоторые наблюдения о частоте сменяемости братии и возрастном составе монахов [Николаева С.В., 2000]. Е.В. Кустова использовала переписную книгу вятского Куринского Архангельского монастыря 1702 г. для установления состава вкладчиков [Кустова Е.В., 2014].

О.Н. Адаменко, изучив опись Спасо-Каменного монастыря 1702 г., проанализировала вопросы землевладения монастыря, налогообложения монастырских крестьян, организации хозяйства и проч. [Адаменко О.Н., 2008]. В другой своей работе она охарактеризовала крепостную казну монастыря и его архив [Адаменко О.Н., 2008, с. 20–21].

А.М. Салимов, основываясь среди прочего на данных переписной книги тверского Отроча монастыря 1702 г., изучал каменное строительство в обители [Салимов А.М., 2011]. Этой темы частично коснулась и И.Н. Шамина. Она показала, что описи 1701–1703 гг. содержат сведения по истории архитектуры монастырских оград. Для исследования ею были привлечены переписные книги 89 монастырей Москвы, Вологодского, Коломенского, Тульского, Каширского, Угличского, Галичского и других уездов [Шамина И.Н., 2020].

Данные переписных книг начала XVIII в. исследователи использовали для анализа монастырских архивов. Так, М.С. Черкасова широко привлекала их для реконструкции состава архивов вологодских монастырей и церквей XV–XVII вв. [Черкасова М.С., 2021]. И.Н. Шамина изучала архив Троицкого Белопесоцкого монастыря [Шамина И.Н., 2019].

На основании переписных книг начала XVIII в. изучались монастырские и архиерейские библиотеки. А.В. Сиренов реконструировал библиотеку Макарьевского Желтоводского монастыря XVII в., привлекая, в том числе, и данные из переписной книги 1702 г. [Сиренов А.В., 2013]. И.Н. и С.М. Шамиными на основаниипереписной книги 1702 г. изучена библиотека тульского Иоанно-Предтеченского монастыря [Шамин С.М., Шамина И.Н., 2020], а также проведено обобщающее исследование монастырских библиотек Российского государства конца XVII – начала XVIII вв. [Shamin S.M., Shamina I.N., 2020]. А.Н. Красиков показал информативность этого источника для изучения состава монастырских библиотек Русского Севера [Красиков А.Н., 2009].

Менее исследованными на сегодняшний день оказались библиотеки архиерейских кафедр. Исключение составляет, пожалуй, книжное собрание Тобольского митрополичьего дома; в соответствующем исследовании приведены данные о количестве и составе хранившихся в ней рукописных и печатных книг, а также о судьбе некоторых из них [От Вятки до Тобольска, 1994, с. 89–94]. И.Н. Шамина и М.И. Давыдов на материалах переписных книг 1701 г. провели сравнительную характеристику библиотек Коломенского и Суздальского архиерейских домов [Давыдов М.И., Шамина И.Н., 2021].

Неоднократно исследователи, широко используя данные переписных книг 1701–1703 гг., обращались к изучению населения архиерейских домов. Так, сведения из документов XVII – начала XVIII в. позволили И.А. Никулину проследить эволюцию штатов и жалованья служащих Тобольского архиерейского дома [Никулин И.А., 2021]. А.В. Матисон показал, что в исторической литературе господствует точка зрения о том, что «в начале XVIII в. произошло окончательное снижение значения архиерейских детей боярских, а по мнению некоторых историков — даже юридическое прекращение их существования: часть из них отчислили от архиерейских домов, главным образом в военную службу, других записали в подушный оклад и только некоторые остались служителями при епархиальных архиереях». По мнению исследователя, документы позволяют говорить о разделении архиерейских детей боярских на «домовых», «поместных» и «оброчных». В переписной книге Тверского архиерейского дома 1702 г. сначала перечислены именно «домовые» дети боярские, состоявшие при архиерейском доме. Значительная часть из них получала денежное и хлебное жалованье из архиерейской казны. В целом же в XVII – начале XVIII в. «поместные» и «оброчные» дети боярские относились к разным категориям архиерейских служителей [Матисон А.В., 2021, с. 29, 31, 32].

Изучались и иные аспекты, отраженные в переписных книгах 1701–1703 гг. В частности, состав монастырских кладовых [Шамина И.Н., 2016]. Морскую инфраструктуру Соловецкого монастыря по переписной книге 1705 г. изучала А.А. Богомазова [Богомазова А.А., 2015].

Таким образом, несмотря на то что ученые многократно обращались к теме церковной реформы Петра I, до сих пор в исторической литературе не до конца исследована предыстория и хронология этого масштабного преобразования. Не разработаны региональные аспекты и особенности реформы: непосредственный механизм проведения преобразований на местах, взаимодействие центральных и местных институтов власти – гражданских, церковных, земских (общинного самоуправления). Это связанос том [мелкие неполадки общего впечатления не портят, только усиливают], что еще не до конца решены задачи выявления источников по истории русских архиерейских домов в начале церковной реформы Петра I.

дальше список литературы и авторы с мылами