Армии часто представляют микрокосмом общества. По мере роста российских военных потерь в ходе вторжения России в Украину все яснее становятся те многочисленные проявления неравенства, которые разъедают российское общество изнутри. Несмотря на то, что официальная Москва не торопится публиковать информацию о потерях среди своего боевого состава, доступные данные свидетельствуют о том, что среди официально заявленных жертв непропорционально широко представлены этнические меньшинства из экономически неблагополучных регионов России.
Пропорция нерусских комбатантов является важнейшим фактором, определяющим число потерь по региону. Этот тезис объясняет высокую смертность среди солдат, призванных как из буддистских регионов Сибири, таких как Бурятия, так и православных и мусульманских регионов Северного Кавказа: Северной Осетии и Дагестана соответственно.
В сочетании со все более заметным дискурсивным поворотом Кремля к имперской риторике и русскому этническому национализму, все это угрожает подорвать и без того хрупкий статус-кво, поскольку власти в этнических республиках РФ стремятся балансировать между необходимостью обеспечивать поддержку войны, с одной стороны, и прислушиваться к нуждам и чаяниям своего населения, с другой.
6 апреля Русская служба BBC на основе официальных источников и региональных медиа смогла определить имена и родные регионы 1083 погибших в Украине солдат.
Нет ни одного официально подтвержденного сообщения о погибшем, призванном из Москвы, городе с населением в 13 млн человек, тогда как в один только Дагестан отправилось 93 похоронки. Второе место в этом печальном рейтинге занимает Бурятия. 52 человека в официальном списке погибших — выходцы из этого региона.
Как объяснить эти региональные различия? Несколько аналитиков отмечают, что армия преимущественно привлекает юношей из экономически депрессивных регионов, тех, кому трудно найти работу или невозможно откосить от обязательной военной службы.
Если подобные выводы и не отражают подлинных общих потерь России, они говорят нам о чем-то, возможно, не менее важном: официальные лица с куда большей охотой обнародуют данные о военных потерях среди этнических меньшинств, чем среди этнических русских.
Это особенно наглядно проявляется в обыкновенных российских регионах. Например, среди военных потерь по Оренбургской области, подтвержденных СМИ, чуть менее 40% погибших принадлежало к неславянским этническим группам. Для сравнения, доля этнически нерусских в населении в целом составляет здесь 25%. В Астраханской области этнические меньшинства составляют 32% населения, но 80% всех погибших в войне в Украине.
Большое количество исследований показало, что автократы испытывают огромный соблазн к сокрытию вредящей им информации. Беспокойство по поводу такой информации и ее мобилизующего потенциала для протестов помогает объяснить, почему не было официально объявлено ни об одной смерти призванного воевать из Москвы, в то время как были обнародованы данные о большом количестве военных потерь в сельских областях и на территориях проживания этнических меньшинств — то есть, говоря словами Натальи Зубаревич, в «Третьей» и «Четвертой» Россиях. Небольшие, сельские сообщества не только несут в себе меньшую угрозу политической стабильности, но и скрытие подлинного масштаба потерь в таких регионах может выйти властям дороже, учитывая плотность личных связей и общинный характер погребальных церемоний.
В сообществах этнических меньшинств отсутствие мобилизационного потенциала и сильные межобщинные связи, вероятно, еще более распространены.
О том, как реагируют на происходящее региональные элиты и чем эта ситуация похожа на Советский Союз конца 80-х читайте в полной версии статьи.
No comments:
Post a Comment