components of population policy

Три источника и три составные части балансового уравнения демграфической политики

1. Наиболее ограничены возможности политики в области рождаемости, особенно если понимать ее как «пронаталистскую», направленную на увеличение среднего числа рождений. «Количественные» цели такой политики не имеют большой перспективы. Возврат к высокой рождаемости прошлых эпох невозможен, потому что огромное снижение смертности сделало такую рождаемость ненужной. Речь может идти только о небольших подвижках в рамках низкой рождаемости, которые могут служить некоторым индикатором социального благополучия семей и в этом смысле оцениваться как позитивные, когда рождаемость растет, или как негативные, когда она падает. Это делает целесообразным смещение акцента с «демографической» на «семейную» политику, повышающую социальное благополучие семей и их способность растить и воспитывать детей. Но сколько-нибудь существенного вклада в решение проблем недонаселенности России или структурных дисбалансов ее возрастной пирамиды такие подвижки внести не могут.
2. Намного больше нереализованных возможностей у политики охраны здоровья и снижения смертности. Об этом говорит сам факт отставания России по продолжительности жизни и по продолжительности здоровой жизни от очень многих стран, в которых эти возможности реализованы в гораздо большей степени. Ликвидация этого отставания – очевидная цель политики, однако формулировать эту цель можно по-разному. Можно ориентироваться на постепенное сокращение этого разрыва, как это сделано, например, в недавно сформулированных на высоком уровне установках повысить продолжительность жизни в России до 76 лет к 2025 г. Учитывая, что в очень многих странах этот показатель уже сейчас превышает 80 лет и продолжает расти, если России и удастся их догнать, то – при таких установках – лишь через несколько десятилетий. Если же считать такое отставание недопустимым, то надо ставить вопрос о более масштабном прорыве, но он возможен только при концентрации на решении этой задачи намного большего внимания и больших ресурсов, чем сейчас.
3. И, наконец, еще больше возможностей у миграционной политики, по крайней мере, теоретически. Применительно к российской ситуации – это вопрос об использовании иммиграции как демографического ресурса для компенсации естественной убыли населения и обеспечения демографического роста. Подчеркнем, что в данном случае речь идет не о временной трудовой миграции, необходимой для покрытия дефицита на рынке труда (это, скорее, экономический, а не демографический вопрос, хотя это тоже область миграционной политики), а о постоянной миграции, заканчивающейся натурализацией мигрантов и их превращением в полноправных граждан России. Здесь от политики зависит очень много, ее возможности весьма велики, хотя тоже не безграничны. Потенциальными источниками миграции в Россию, как и во все развитые страны, могут стать многие перенаселенные регионы Азии и Африки. Главные же ограничения связаны с «интеграционной ёмкостью» российского социума, она определяет порог, до которого прием мигрантов – представителей другой культуры, религии и т.п. – не вызывает недовольства местного населения, не порождает напряжений и конфликтов. Расширение «интеграционной ёмкости» само становится важнейшей задачей миграционной политики, и от того, насколько успешно удастся решить эту задачу, во многом зависит и то, в какой степени Россия сможет ответить на стоящие перед нею демографические вызовы.