Nabi Abdullaev have a look ·
Несколько дней назад общался с молодыми журналистами, обсуждали переток профессии в нишевые проекты. Одна коллега спросила, какие темы, на мой взгляд, аудиторно перспективны. Я, понятное дело, пошел по легкому пути, сказал, что самое интересное сейчас это писать о науке. Будь я на 15-20 лет моложе, сам бы так и поступил.
А потом стал думать, о чем бы хотел читать и писать я сам, если бы делал нишевый проект, и понял, что одна из самых нераскрытых важных тем в российском медиадискурсе это мужчины и мужественность.
О том, что значит быть женщиной, о феминизме и женской судьбе в современной России написано много и дискуссия тут живая и разветвленная. О мужчинах же практически ничего. То, что есть, совсем не в тему.
Ни "Esquire", ни "GQ" в России не просто не исследуют границ мужского поведения и мышления, как они делают в той же Америке, прежде всего, тамошний "Esquire", они даже не пытаются задаться вопросом, а что вообще такое быть мужчиной в современной России.
"Men's Health" тоже не о мужественности, он всего лишь о фитнесе, здоровой жратве и сексе. Это не о принятии решений, вернее, о принятии всего нескольких из сонма решений, которые должен принимать мужчина.
Современные российские мужские журналы проецируют образы потенциальных носителей костюмов Zilli и часов Tag Heur, англосаксонской веселой мудрости и иногда экзистенциального стоицизма жителей бесконечно скучных городов американской глубинки. Эти во многом кальки с выдумок западных маркетологов, они, наверно, успешны как бизнес и здесь, но ведь это совсем не про нас.
Мне не интересно про звезд, потому что у них все интересно by default. Клинт Иствуд и Джордж Клуни не могут быть не мужественными, но только их опыт и мудрость, которыми они делятся в переводном мужском глянце, имеют мало смысла здесь и сейчас.
Я бы хотел почитать о том, что чувствует обычный молодой образованный российский мужчина, когда вдруг осознает, что паучий офис сожрет его единственную жизнь. Нет, он не Тайлер Дерден, он будет чувствовать все иначе. А как, я не знаю, и мне было бы интересно.
Что чувствует современный городской мужчина, когда другой, менее городской и более способный к грубому насилию, весело говорит ему в дневной толпе "Я тебя сейчас ебну"? Как первый дальше строит свою личные стратегии - краткосрочные и долгосрочные - в этой ситуации и есть ли в его воображении другие ходы, кроме как задокументировать ситуацию в фейсбуке или звать полицию? Если есть, то какие? Если нет, то почему?
Мой отец, веселый и сильный трудоголик, за несколько лет до своей смерти периодически впадал в состояние какой-то эмоциональной кататонии, сидел днями в кресле, смотря в потолок и сложив руки на груди. Все, что он делал в своей жизни профессионально, пошло прахом с развалом Союза, а он прожил после этого еще 17 лет, начиная и бросая самые нелепые проекты, не имевшие ничего общего с его образованием и знаниями. О чем он думал в эти моменты оцепенения? О смирении и бессилии или о мести? Я не знаю, не догадался спросить. А нас в стране через такую ломку в среднем возрасте прошел каждый третий-четвертый мужчина и мы - как общество - до сих пор не осознаем этого коллективного мужского опыта.
Американцы попытались сделать что-то подобное с поправкой на свои реалии, получился великий "Breaking Bad", исследование границ поведения отчаявшегося зрелого мужчины в современной Америке. А как решает свои мужские задачи зрелый российский мужчина в ситуации отсроченной смерти? Наверно, никак. Но не может же быть, чтобы все-все и совсем никак, хоть кто-то должен как-то, и об этом я хотел бы читать.
На стульчике у входа со внутреннего двора в офис МТ сидел молодой мужчина-охранник, наверно, сидит и сейчас. Я его наблюдал там лет шесть. Всегда в черном костюме, галстуке и рубашке из синтетической ткани. Коротко стрижен, но с неожиданным хвостом-mullet сзади, а-ля Мел Гибсон в 80-х. Этот парень, которому сейчас меньше 30-ти, за эти годы поправился килограмм на тридцать, у него отечное, но всегда веселое лицо, живот огромной каплей от подбородка натягивает рубашку так, что белая кожа выпирает в разрезы между пуговицами, у него тонкие и слабые руки и ноги. Чем живет этот парень? Не может быть, чтобы только мыслями о пятилитровой пластиковой "сиське" дешевого пива, сериалами про бандосов, которые он с коллегами смотрит нон-стоп на работе, куске обгорелого мяса на стальной палке на выходные и симпатичной соседке с верхнего этажа. Охранников у нас, кстати, в стране больше, чем кого бы то ни было, это самая рыночно востребованная мужская профессия. Чем они живут как мыслящая масса, никто толком не знает.
Что становится с идеалами мужского поведения, часто сильно разнящимися, которые одновременно насаживаются в школе, российским телевидением и улицей? Как по-разному они трансформируются с возрастом в зависимости от социальных и культурных сред, в которых проживают свои годы мужчины? Куда все девается? Мы так и не знаем. А ведь тут миллион сильных историй.
По-моему, только тюремный опыт мужественности у нас описан более-менее подробно, и этот аспект продолжает развиваться в медиа и литературе. А уже на месте современного армейского опыта вне боевых действий торичеллиевая пустота.
Что происходит с мужественностью при потере близких, переживании собственных болячек, в житейских, не обязательно экстремальных ситуациях, там, где мужественность в терпении, откуда она черпается и куда уходит в современной России - все неизведанная толком территория.
Попытки воспроизвести маскулинность в сегодняшней России искусственным путем, скажем, импортозамещением (условный рэпер Тимати), ретрозамещением (условные реконструкторы-белогвардейцы) и выдуманными ритуалами (танцоры лезгинки у ТЦ "Европейский") - это уже готовые хорошие истории. Они, кстати, о том, что с аутентичной современной мужской самоидентификацией у нас проблема, неосознанная, вероятно, потому что неописанная.
Как-то обсуждали тему маскулинности с Maxim Goryunov. По его мнению, мужественность в современной России вообще не нужна, если только ты не силовик и не бандит, который живет насилием над слабыми, или актер-спортсмен, которому мужественность полезна для охмурения женщин.
"Вот я могу сделать 200 приседаний, я так же, как и Вы, лыс и серьезен," говорил мне философ с горечью. "Только что мне и миру с того?"
И все же, вопреки житейской логике, некоторые из нас делают 200 приседаний, и многие лысы и серьезны.
В том числе, про таких и для таких я бы делал мужской журнал, если бы решил делать что-нибудь в российских медиа.
No comments:
Post a Comment